Солнце пекло немилосердно, воздух над полем дрожал от зноя, густо пахло пыльцой, травой и потом. Стояла та самая мертвая тишина полдня, когда даже птицы умолкали, нарушаемая лишь мерным, сонным стрекотом кузнечиков да звонким вж-ж-ж кос, которыми мужики ровняли высокие заросли тимофеевки.
Барская коляска, подняв тучи пыли, подкатила к краю поля. Из неё, морщась от солнца, вышел сам барин, Емельян Петрович. В тонком городском сюртуке он выглядел тут инородным, праздным существом. Мужики, завидев его, засуетились, выпрямились, сняли шапки, поклонились. Барин ленивым жестом отпустил их, давая понять, чтобы продолжали. Он приехал развлечься, посмотреть на «труды праведные».
Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по работающим. Остановился на бабах. Они, сгребая скошенную траву вилами, переворачивали её для просушки. Спины гнулись в унисон, подолы юбок задраны, обнажая загорелые, сильные икры и иногда – смуглый кусочек бедра выше чулка.
И тут он её увидел. Ту, что была румянее всех. Щёки пылали от жары и усилия, капельки пота катились по вискам, смачивая тёмные волосы, выбившиеся из-под платка. Грудь, туго стянутая понитковой рубахой, высоко вздымалась при каждом взмахе вил. Она была полной, крепкой, самой что ни на есть смачной деревенской бабой. Звали её Марфутой.
Емельян Петрович почувствовал знакомое щемление внизу живота. Барская прихоть, внезапная и непреложная, как закон, созрела мгновенно.
Он помахал рукой старосте, указал на Марфуту.
— Эта. Пусть подойдёт.
Староста, старый хитрый дед, лишь кивнул, не выражая ни удивления, ни протеста. Так было исстари. Подбежал к женщине, что-то шепнул ей на ухо. Та замерла, взгляд её метнулся через поле – к высокому мужику с косой. К мужу, Степану. Он как раз в это время вытирал рукавом пот со лба и смотрел как раз на них. Видел всё.
Марфута побледнела под своим румянцем, но ослушаться не смела. Бросив вилы, она, опустив голову, поплелась к барину, теребя в руках подол своей засаленной понёвы.
— Не бойся, красавица, — голос Емельяна Петровича был густым, с бархатными нотками, но в нём слышалась власть. — Жара одолела. Проводи меня в сарай, в тенёк. Дай кваску холодного испить.
Она лишь кивнула, не в силах вымолвить слово. Отвела его к большому, почти полному стогу сена у дальнего лесочка. Рядом стоял небольшой сарай для инвентаря. Там было пусто и прохладно, пахло сухим сеном и землёй.
Едва переступив порог, барин изменился. Вежливая маска спала.
— Ложись, — скомандовал он коротко, его глаза блеснули.
— Барин… батюшка… — попыталась запищать Марфута, отступая к стогу. — Муж… Степан… он видит…
— А я на то и барин, чтобы твой Степан видел и молчал, — прошипел Емельян Петрович, наступая на неё. Он был силён. Городская мягкость тела скрывала крепкие мышцы. Он схватил её за плечи, грубо развернул и толкнул на мягкую, пружинящую гору сена. Она ахнула, попыталась встать, но он был уже сверху, прижимая её всей тяжестью, пригвождая к сену.
Его руки грубо запустились под её юбку, отыскивая и нащупывая плотное, теплое тело под тонкой холстиной. Он рванул портки, и тотчас его пальцы впились в густые, влажные от пота волосы на её лобке. Марфута затряслась, из горла вырвался сдавленный стон – не столько от возбуждения, сколько от страха и унижения. Она снова попыталась вырваться, но он придавил её ещё сильнее, и её тело вдруг обмякло, сдалось. Она зажмурилась, отвернула голову, чтобы не видеть его лица.
— Лежи смирно, — его дыхание стало хриплым. Одной рукой он продолжал удерживать её, а другой расстегнул свой шаровар. На Марфуту пахнуло дорогим табаком, вином и чужим, мужским возбуждением. Он высвободил свой член. Он был большим, напряжённым, с толстой пульсирующей веной. Марфута, приоткрыв глаза, увидела его и снова сдавленно ахнула.
— Возьми в рот, — приказал барин, поднося его к её лицу. — Да смотри, не укуси.
Она сопротивлялась, сжимая губы, отворачиваясь. Это лишь распалило его больше. Он грубо схватил её за волосы, оттянул голову назад и силой приставил свой член к её губам.
— Открывай, сука! – его голос сорвался на низкий, животный рык.
И она открыла. Покорно, с ощущением жгучего стыда, который прожигал её изнутри, как раскалённое железо. Она чувствовала солоноватый вкус его кожи, её гладкость и упругость. Он вошёл глубоко, упёршись в её нёбо, заставляя её давиться. Слёзы выступили на глазах и потекли по вискам, смешиваясь с пылью и потом. Она пыталась дышать носом, издавая хриплые, утробные звуки. Её челюсти свела судорога.
Он начал двигать бёдрами, трахая её в рот, глубоко и резко, не обращая внимания на её рвотные позывы. Её унижение, её полная покорность возбуждали его невероятно. Он смотрел, как его член исчезает между её пухлых, покрасневших губ, и это зрелище сводило его с ума.
— Вот так… вот так, шлюха деревенская… хороша… — он хрипло ругался, ускоряя движения.
Вдруг он вынул член из её рта, блестящий от слюны. Перевернул её на живот, с силой приподнял её бёдра. Она уткнулась лицом в сено, её могучая, тучная задница оказалась перед ним во всей красе. Он плюнул на ладонь, смазал свой член и её растерявшееся, сжатое отверстие, и без всяких прелюдий, одним мощным, резким толчком, вошёл в неё.
Марфута вскрикнула – громко, пронзительно. От боли, от неожиданности, от дикого, животного чувства, которое вопреки её воле начало разливаться по её жилам. Он был sexrasskaz.com огромен и груб, он рвал её изнутри, но её предательское тело, привыкшее к тяжкому труду и простому мужику, вдруг отозвалось на эту грубую силу. Влажная теплота нарастала, вытесняя боль.
Он трахал её как зверь, без нежностей, по-хозяйски. Одной рукой он впился в её мясистый бок, другой – в волосы у затылка, полностью контролируя её тело. Его бёдра хлестали по её ягодицам, раздавались громкие, влажные шлепки, смешанные с его хриплым дыханием и её приглушёнными стонами.
Барин смотрел поверх её головы, на поле. И видел там Степана. Мужик стоял неподвижно, как вкопанный, и смотрел на сарай. Он всё видел. Видел, как барин трахает его жену. И ничего не мог поделать. Это зрелище – абсолютной власти, полного унижения другого мужчины – стало последней каплей.
Емельян Петрович застонал глухо, его движения стали резкими, беспорядочными.
— Готовься, стерва… принимай! — он прошипел ей в самое ухо, вонзаясь в неё с особой силой, прижимаясь всем телом.
И он кончил. Кончил глубоко внутрь, с длительным, содрогающимся стоном. Она почувствовала, как внутри её разливается горячая, жидкая пульсация, наполняя её чужой, барской спермой. Он продержался так несколько секунд, весь напрягшись, потом обмяк и тяжело рухнул на её спину, весь в поту.
Через мгновение он поднялся, оттолкнул её от себя, как отработанную вещь. Молча, с отвратительным довольным видом, заправил свой ещё влажный член в шаровары, отряхнул сюртук.
Марфута лежала ничком, не в силах пошевелиться. По её внутренней стороне бедра стекала струйка его семени, смешанная с её соками. Тело горело огнем, внутри всё ныло и пульсировало. Стыд, ярость, унижение и остатки дикого, нежеланного наслаждения – всё смешалось в один ком.
Барин бросил ей к ногам медный пятак.
— На, за усердие.
И, не оглядываясь, вышел из сарая, направляясь к своей коляске.
Марфута медленно поднялась. Подобрала юбку. Глянула на пятак в пыли. Потом её взгляд снова устремился на поле. Степан всё так же стоял и смотрел на неё. Теперь уже только на неё. И в его позе читалось нечто такое, от чего у неё внутри всё оборвалось и похолодело.
Она осталась стоять у стога, полуголая, запачканная, пахнущая чужим мужчиной и грехом, с катившимися по грязным щекам беззвучными слезами. А с поля уже неслась победная, злая песня – мужики, видевшие всё, начинали дразнить Степана. Их голоса звенели в знойном воздухе, как острые лезвия кос.
https://rt.sexrasskaz.icu/2072-barin-i-krestjanka-izmena-pri-muzhe.html ⭐️ ТОП 10 лучших рассказов
